В 2011 г. Г. Л. Муравник под эгидой московского прихода свв. Косьмы и Дамиана затеяла издать сборник статей антикреационистской направленности и предложила мне принять в нём участие. Я согласился и послал ей большую статью «Библия и природа (герменевтический опыт)». Статья была одобрена и принята для публикации в сборнике, но в 2012 г., когда сборник пребывал ещё в процессе редактирования, С. Ю. Вертьянов выпустил 3-е издание своего "учебника" "Общая биология". В связи с этим Галина Леонидовна обратилась ко мне со специальной просьбой написать ещё отдельную рецензию на указанное произведение Вертьянова, что я и исполнил. Сборник, куда вошли обе мои статьи, был полностью подготовлен к печати (включая даже обложку), однако прошло уже 5 лет, а он по-прежнему не издан и, насколько я понимаю, надежд на его издание нет уже никаких. Работу «Библия и природа» я за это время опубликовал в сборнике своих статей, выпущенном издательством «ГЕОС» в 2014 г. (см. paleobot.ru/pdf/Gomankov2014.pdf, а также на настоящем сайте записи от 28/IV-2012, 2/V-2012, 3/V-2012, 5/V-2012 и 6/V-2012), а рецензия на Вертьянова так и осталась неопубликованной. Чтобы она совсем не пропала, помещаю её здесь и теперь.
Редактор настоящего сборника Г. Л. Муравник попросила меня ознакомиться с новым (3-им) дополненным изданием учебника по общей биологии для 10 – 11 классов средней школы, написанным С. Ю. Вертьяновым (2012), и высказать о нём своё мнение. Не чувствуя себя компетентным специалистом в таких областях биологии как цитология, эмбриология, генетика и экология, я счёл для себя возможным внимательно изучить и прокомментировать лишь тот раздел учебника, который имеет прямое отношение к моей непосредственной профессиональной деятельности, а именно раздел IV «Происхождение жизни» (сам я в 1975 году окончил кафедру палеонтологии геологического факультета МГУ и после этого занимаюсь палеоботаникой – до 2003 г. работал в лаборатории палеофлористики Геологического института РАН в Москве, а с тех пор и по настоящее время работаю в лаборатории палеоботаники Ботанического института РАН в Санкт-Петербурге). Прежде мне доводилось читать книгу Вертьянова «Происхождение жизни: факты, гипотезы, доказательства» (Вертьянов, 2003; эта книга рекомендуется автором в качестве дополнительного материала к ряду глав рецензируемого учебника) и даже довольно подробно комментировать её (Гоманьков, 2008; www.diary.ru/~Megatherium/, запись от 6/X-2008; у тех, кто знаком с этой моей работой, я прошу прощения за повторение некоторых её фрагментов в настоящей рецензии). Поэтому в какой-то степени я был готов к «встрече» с тем, что написано в учебнике Вертьянова. Но даже не смотря на это, содержание IV раздела данного учебника повергло меня в ужас.
Школьные учебники пишутся, очевидно, для того, чтобы школьники по ним учились, т. е. изучали и усваивали изложенный в них материал. В силу этого никакие ошибки не могут считаться допустимыми и простительными в школьных учебниках, ибо всякая такая ошибка будет «растиражирована» в головах учеников и приведёт к широкому распространению заведомо ложных сведений об окружающем нас мире. Слава Богу, на учебнике Вертьянова не стоит гриф, что он «допущен» или «рекомендуется» отвечающими за это государственными (и даже церковными) структурами в качестве учебника по биологии для общеобразовательных школ. Тем не менее, и сам автор, и издательство, выпустившее учебник, очевидно, предполагали, что он будет использоваться именно в таком качестве (иначе зачем было бы его издавать?). А между тем он буквально переполнен ошибками – как фактическими, так и логическими. Я попытался выписать все ошибки, замеченные мною в IV разделе, и «исправить» каждую из них, т. е. объяснить, как в данном конкретном случае действительно обстоит дело. В результате получился текст объемом 16 страниц. Воспроизводить его здесь целиком, очевидно, не имеет смысла, поэтому я остановлюсь, в основном, на самых «вопиющих» погрешностях автора.
Тяжёлое впечатление производит первый же параграф раздела IV (§ 38. Многообразие органического мира. Классификация организмов). Выше уже говорилось, что в учебнике недопустимы любые ошибки, однако то обстоятельство, что название одного из царств прокариот перепутано с названием докембрийского акрона (стр. 165), или две орфографические ошибки в одном латинском названии байбака (стр. 168) могут показаться простительными «мелочами» по сравнению с таким, например, утверждением [1]:
В царство растений входят 7 отделов: многоклеточные водоросли, мхи, плауны, хвощи, папоротники, голосеменные и покрытосеменные растения (стр. 167).
На самом деле разные многоклеточные водоросли (красные, бурые, зелёные, харовые) выделяются обычно в разные отделы (а красные часто рассматриваются даже как самостоятельное подцарство). Кроме того, никак не упоминаются проптеридофиты и прогимноспермы, что, впрочем, и понятно: ведь они являются промежуточными формами между разными отделами высших растений, а таких промежуточных форм, согласно Вертьянову, не существует (см. ниже).
Но и это ещё «цветочки» (не только в прямом, но и в переносном смысле), а подлинный «шедевр» ожидает читателя 15 строчками ниже:
Подцарство многоклеточных беспозвоночных включает 6 типов: кишечнополостные; плоские, круглые и кольчатые черви; моллюски и членистоногие (стр. 167).
И запомните, дети, это число – 6! Потому что гипотезу иглокожих придумали в XIX в. атеисты, для того чтобы доказать отсутствие Бога. А святые отцы нигде в своих творениях про иглокожих не упоминают, и следовательно, никаких иглокожих (равно как брахиопод, мшанок и прочих погонофор с археоциатами) в природе нет!
Так же неполно на стр. 167 перечисляются классы членистоногих и рыб…
Впрочем, при дальнейшем чтении учебника выясняется, что и это ещё не предел невежества автора. В аннотации к учебнику говорится, что в нём рассмотрены оба существующих в современной науке варианта происхождения жизни: в процессе эволюции и в результате сотворения. Отсюда можно предположить, что автор придерживается той системы взглядов на историю нашего мира, которая получила название «научного» креационизма (Гоманьков, 2010), ибо на самом деле процесс эволюции нельзя противопоставлять сотворению (см. мою статью «Библия и природа» в настоящем сборнике) и, следовательно, если сотворение рассматривается как отдельный (по сравнению с эволюцией) «вариант происхождения жизни», то такое рассмотрение существует не «в современной науке», а за её пределами. Чтение IV раздела, который носит название «Происхождение жизни» (кстати, о происхождении жизни в собственном смысле речь идёт лишь в одной из глав этого раздела – главе 12 «Возникновение жизни на Земле», а остальной материал относится не столько к происхождению жизни, сколько к её истории после происхождения), вполне подтверждает это первоначальное предположение. Можно сказать, что весь пафос данного раздела (если не всего учебника) направлен на опровержение гипотезы эволюции (стр. 165). Соответственно, основная его ошибочность (как в количественном, так и в качественном отношении) выявляется в тех параграфах, которые непосредственно касаются темы эволюции живых организмов. Однако для раскрытия этих ошибок необходимо хотя бы вкратце остановиться на статусе той концепции, которую Вертьянов называет гипотезой эволюции, в общей системе современного биологического знания.
Прежде всего, как указывал С. В. Мейен (1989, стр. 89; Вертьянов заведомо читал эту книгу и неоднократно её цитирует по другим поводам), «говоря об эволюционном учении, следует ясно различать (1) твёрдо установленный факт эволюции организмов в геологическом прошлом, (2) гипотезы о конкретных путях эволюционного процесса и (3) ещё более гипотетичные представления о факторах и механизмах эволюции». Таким образом, сама по себе эволюция (т. е. постепенное и необратимое изменение органического мира Земли) есть доказанный факт. Из всех многочисленных доказательств этого факта «главным» и наиболее убедительным мне (вероятно, в силу моей профессиональной подготовки и деятельности) представляется то, которое можно назвать «палеонтологическим» и сформулировать следующим образом.
Верхняя часть земной коры (стратисфера) сложена слоистыми осадочными горными породами, образовавшимися большей частью в результате осаждения минеральных частиц на дно тех или иных водоёмов. Как правило, вышележащие слои моложе (образовались позднее), чем те, которые их подстилают (из этого правила бывают исключения, но они сравнительно редки и их всегда можно распознать с помощью специально разработанных методов – см., например, Шрок, 1950). Так вот, во многих местах стратисферы имеются (иногда очень длинные) последовательности слоёв, в которых от слоя к слою наблюдается изменение содержащихся в них остатков живых организмов. Этот факт (точнее, множество фактов), на мой взгляд, однозначно свидетельствует о том, что животный и растительный мир Земли за время её существования не оставался неизменным, а постепенно и необратимо изменялся, т. е. эволюционировал.
Кроме того, представления об эволюции (не только органического мира Земли, но и всей Вселенной в целом) настолько «прочно» вошли в общую научную картину мира, что их отрицание требует пересмотра всей этой картины, т. е., выражаясь языком современной философии науки, построения новой научной парадигмы.
Что же предлагает Вертьянов в качестве такой новой парадигмы? Нельзя сказать, что он игнорирует те «показания» палеонтологической летописи, о которых говорилось выше, но он пытается интерпретировать их как следы одной общепланетарной катастрофы – Всемирного потопа, под которым понимается не просто наводнение, а гораздо более многогранное и великомасштабное геологическое явление, включающее перестройку земной коры с формированием месторождений угля и нефти и изменение планетарного климата, а с ним — всего животного и растительного мира (стр. 194). Такая «парадигма» никак не может считаться «новой». Интерпретация всей стратисферы (или, по крайней мере, большей ее части) как отложений Всемирного потопа господствовала в геологии ещё в XVIII в. (см., например, Игнатьев, 2009, 2012). При этом все организмы, остатки которых встречались в ископаемом состоянии, но которые не известны в настоящее время, считались погибшими во время потопа и назывались «допотопными». Однако в дальнейшем в результате изучения стратисферы была выявлена её «стратифицированность», т. е. расчленённость на слои, каждый из которых содержал свой уникальный комплекс ископаемых организмов (см., например, Уильямсон, 2020). Этот феномен никак не укладывался в «потопную теорию», и для его объяснения учёным пришлось допустить, что в прошлом произошёл не один Всемирный потоп, а несколько и после каждого из них (кроме последнего) Бог создавал органический мир Земли заново. «Отец палеонтологии» Ж. Кювье (1769 – 1832) допускал 3 таких акта творения, но уже его ближайший последователь А. д’Орбиньи (1802 – 1857) был вынужден признавать 27 таких актов, а Л. Агассиц (1807 – 1873) – 80. Кроме того, стало выясняться, что наблюдаемые этапы не абсолютно обособлены друг от друга, а демонстрируют некоторую преемственность в составе органических остатков. Всё это привело «потопную теорию» (называемую также теорией катастроф или катастрофизмом) к окончательному крушению. Стало понятно, что история Земли состоит из многочисленных относительно «спокойных» периодов, разделённых относительно же резкими перестройками, различными по своей значимости и пространственному распространению, да к тому же происходящими не одновременно в разных частях земного шара. Эти общие представления по сей день господствуют в исторической геологии, а «новая парадигма» Вертьянова пытается вернуть школьников к представлениям XVIII в., которые были опровергнуты логикой развития самой же науки. Соответственно, при изложении Вертьяновым его «парадигмы» (и отрицании обычной, эволюционной) бросается в глаза огромное количество грубейших погрешностей против данных современной палеонтологии и стратиграфии. В § 48 («Геохронологическая шкала») ошибочной является чуть ли не каждая фраза, поэтому по крайней мере начало этого параграфа придётся процитировать и прокомментировать почти целиком.
Изучение земной коры показало, что более сложные формы чаще всего действительно находят в верхних слоях. Но эта закономерность не столь очевидная; достаточно часто в слоях находят окаменелости выше и ниже «своей эры», в одном слое может встречаться флора и фауна разных периодов (стр. 221).
На самом деле закономерность-то как раз очевидна. Неочевидны исключения из нее. Во-первых, они встречаются не «достаточно часто», а очень редко, что и позволяет рассматривать их как исключения, которые отнюдь не отменяют общего правила. А во-вторых, они фактически всегда объяснимы в рамках существующей парадигмы: окаменелости, которые находят выше или ниже «своей эры» свидетельствуют лишь о том, что прежде у нас были неверные представления о «своей эре» данной окаменелости, а вовсе не о том, что такой «своей эры» вообще не существует; разновозрастные остатки, встреченные в одном слое, суть результат переотложения, следы которого всегда удаётся обнаружить в характере залегания соответствующих остатков и форме их сохранности.
Дело осложняется тем, что полные разрезы крайне редки. Хорошо, если обнаруживается 4—5 периодов, как в Большом Каньоне (р. Колорадо), а таких случаев, чтобы разрез содержал все 12 периодов, вообще нет (стр. 221).
В хорошо всем известном Подмосковье разрез содержит отложения 6 периодов, в Ярославской области – 9, а все 12 периодов фанерозоя присутствуют, например, в Прикаспийской впадине. Другое дело, что бóльшая часть этих отложений не обнажена на поверхности, а известна благодаря пробуренным скважинам, но этот факт легко объясняется тем, что отложения каждого периода обладают очень большой мощностью. Поэтому для того, чтобы в одном обнажении можно было увидеть отложения нескольких периодов, нужно, чтобы это обнажение имело огромные размеры, т. е. чтобы земная кора была природными водными потоками размыта на очень большую глубину. Большой Каньон уникален не по количеству представленных в нём периодов, а по глубине размыва, так что в нём можно видеть 5 периодов в естественном обнажении.
Далеко не во всех пластах удаётся обнаружить окаменелости, чтобы приурочить пласт к конкретному периоду; часто старшинство слоёв определяется очерёдностью их залегания — стратиграфически (<лат. stratum слой )(стр. 221).
Старшинство слоёв определяется очерёдностью их залегания всегда. С помощью окаменелостей (а также других стратиграфических методов) осуществляется датировка слоёв, т. е. привязка их к некоей абстрактной шкале, которая строится путём корреляции разных разрезов друг с другом. Обязательное условие такой датировки – чтобы она не противоречила «очерёдности залегания» слоёв в данном конкретном разрезе.
Так, породы девонской системы впервые были выделены в графстве Девоншир (учителем Дарвина Сэджвиком, 1839 г.), а пермской — в Пермской губернии (Мурчисоном, 1841 г.). Возрастное соотношение между этими породами учёные определили по останкам. В девонширских отложениях широко распространены рыбы, а в пермских — пресмыкающиеся. Согласно эволюционным представлениям, пермские отложения моложе, поэтому должны располагаться на шкале выше девонских. Эволюционная гипотеза выделяет на развитие рыб в пресмыкающихся 100—120 млн. лет, и это значение берётся за разницу в возрасте пермских и девонских отложений. Так геохронологическая шкала оказалась привязанной к миллиардам лет гипотетической эволюции (стр. 222).
Пермская система по времени своего установления была последней из всех систем фанерозоя, так что с её выделением построение международной стратиграфической шкалы фанерозоя было фактически завершено, по крайней мере, на уровне систем (если не считать выделения ордовикской системы из состава силурийской, произведённого уже в середине XX в.). Таким образом, эта шкала была полностью построена почти за 20 лет до появления книги Ч. Дарвина «Происхождение видов» (первое издание которой увидело свет в 1859 г.), т. е. в те времена, когда идеи о биологической эволюции не были широко распространены в среде естествоиспытателей. Скорее всего, эти идеи не разделялись создателями шкалы и Р. И. Мурчисоном в том числе (интересно, кстати, заметить, что «учитель Дарвина» А. Сэджвик был англиканским священником и до конца своих дней не принимал и яростно критиковал дарвинизм). К тому же Мурчисон ничего не знал о присутствии остатков пресмыкающихся в выделенной им пермской системе (широкую известность эти остатки получили лишь после раскопок В. П. Амалицкого, начатых в 1898 г.). Отсюда можно понять, что возрастное соотношение между девонскими и пермскими отложениями было установлено не «по останкам», а по залеганию этих отложений друг на друге. Мурчисон «поместил» свою пермскую систему над девонской потому, что видел, как она налегает на отложения каменноугольной системы, про которую было известно, что в Западной Европе (в том числе и в Англии) она, в свою очередь, налегает на девонскую систему (Леонов, 1973). Потом, когда на территории бывшей Пермской губернии стали бурить скважины, это положение пермской системы, установленное Мурчисоном, получило подтверждение: на большой глубине под пермскими отложениями были вскрыты отложения, весьма сходные (по органическим остаткам, но опять же, не по рыбам, а по другим группам – главным образом, по спорам высших растений) с девоном графства Девоншир. Абсолютный же возраст (в годах) всех этих отложений как при Мурчисоне, так и долгое время после него был никому не известен. Его начали определять лишь в XX в. после открытия радиоактивности. И только тогда выяснилось, что «хронологическое расстояние» между девоном и пермью составляет около 60 (а вовсе не 100 – 120!) млн. лет. К происхождению же пресмыкающихся эти датировки вообще никакого отношения не имеют, т. к. первые пресмыкающиеся появляются не в пермском периоде, а в начале каменноугольного. Таким образом, на происхождение пресмыкающихся от рыб ушло, опять же, не 100 – 120, а всего лишь около 30 млн. лет и цифра эта получена совсем не из того, что столько лет «выделяет» на происхождение пресмыкающихся «эволюционная гипотеза», а из независимого от эволюции организмов метода – абсолютной датировки, основанной на радиоактивном распаде элементов.
Приведём для наглядности упрощенный пример. Предположим, после сильных дождей с гор сошёл сель, и морской залив оказался погребённым вместе с его обитателями. Через неведомое количество времени на этом месте вырос лес, и в нём поселились звери. Очередная катастрофа погребла и их. Указывают ли два таких пласта на эволюционное развитие жизни в течение миллионов лет? Конечно, нет (стр. 223).
Этот «упрощенный пример» представляет собой очевидную логическую подтасовку: автор задаёт вопрос и сам же даёт на него неверный ответ в надежде, что читатель не возьмёт на себя труд самостоятельно подумать над вопросом, а удовлетворится готовым ответом, который подсовывает ему автор. Правильный ответ на поставленный вопрос зависит от того, какова продолжительность того «неведомого количества времени», которое разделяет образование нижнего и верхнего слоёв. Если, например, морской залив существовал до появления млекопитающих, то в отложениях селя, которые погребли всех его обитателей, не могут встречаться морские млекопитающие (дельфины, тюлени и пр.), подобные зверям (т. е. млекопитающим), населявшим лес. Этот факт (отсутствие млекопитающих в нижем слое и присутствие их в верхнем) определённо указывает на эволюционное развитие жизни в течение тех миллионов лет, которые отделяют нижний слой от верхнего. Кроме того, в морской залив с берега вполне могли заноситься споры и пыльца высших растений. В этом случае на эволюционное развитие растительности будут так же определённо указывать различия в составе спорово-пыльцевых спектров, выделенных из рассматриваемых слоёв.
Учёные-креационисты со времён Кювье рассуждают следующим образом. Если на современной Земле живые организмы покрыть осадками, что мы увидим в недрах? Моллюски, кишечнополостные, рачки окажутся внизу, поскольку живут на дне морей. Выше расположатся рыбы, затем земноводные и пресмыкающиеся: они живут в прибрежных экологических зонах. В самых верхних слоях окажутся млекопитающие и птицы (стр. 223).
Ещё одна логическая подтасовка. Если на современной Земле все живые организмы одновременно покрыть осадками, то в нижнем слое вместе окажутся все организмы, живущие на твёрдом субстрате: донные моллюски, кишечнополостные, ракообразные, земноводные, пресмыкающиеся и млекопитающие, в более высоких слоях никаких организмов не окажется вообще, а рыбы вместе с другими организмами, живущими в толще воды, и птицы, летающие в воздухе, не попадут ни в какие слои. Очевидно, что ничего общего с последовательностью органических остатков, которую демонстрирует палеонтологическая летопись, эта гипотетическая последовательность слоёв иметь не будет. Если же разные области земной поверхности с разными экологическими условиями будут покрываться осадками в разное время, то, очевидно, последовательность захоронённых организмов будет отражать эту временнýю последовательность образования слоев. «Потопная модель» формирования стратисферы предполагает, что в силу постоянного подъёма уровня мирового океана осадконакопление постепенно смещалось из первоначальных областей морского мелководья сначала в прибрежные низменности, а затем в области, всё более возвышенные над уровнем моря. При этом нигде не может наблюдаться последовательность из более чем двух слоёв с разнохарактерной фауной и слои с морской фауной никогда не могут залегать выше, чем слои с фауной сухопутной. Но оба эти требования сплошь и рядом нарушаются в реально наблюдаемых разрезах, чем доказывается неадекватность «потопной модели». На севере Костромской области, например, можно наблюдать, как по мере углубления в стратисферу морские отложения юрского периода сменяются континентальными отложениями триаса и татарского яруса верхней перми, затем идут снова морские отложения казанского яруса, затем – континентальные уфимского и наконец – опять морские нижней перми и карбона. Кювье и его последователи здесь «притянуты за уши», поскольку они (в отличие от Вертьянова) более или менее адекватно представляли себе, как выглядит палеонтологическая летопись, и объясняли её множеством катастроф, после каждой из которых органический мир Земли возникал заново в другом виде (т. е. был представлен другими организмами, хотя и обитавшими в тех же экологических обстановках).
Целых два параграфа (§§ 49 и 50) IV раздела посвящены изложению и «обоснованию» известного креационистского мифа об отсутствии переходных форм между таксонами живых организмов. На самом деле проблема переходных форм была поставлена ещё Дарвином: ей посвящена специальная глава «Происхождения видов» (10-я в 6-ом Лондонском издании). Чёткость разграничения современных таксонов, согласно Дарвину, обусловлена вымиранием форм, которые когда-то связывали эти таксоны друг с другом в силу их общего происхождения. Отсюда следует, что переходные формы должны в изобилии встречаться в ископаемом состоянии. Обсуждая вопрос о том, почему этого не происходит, Дарвин в качестве одной из причин указывал на сравнительную «молодость» палеонтологии как науки. Действительно, датой рождения научной палеонтологии считают обычно 1812 год, когда был опубликован труд Кювье «Исследование ископаемых костей четвероногих», т. е. к моменту 6-го издания «Происхождения видов» (1872 г.) палеонтологии было всего лишь 60 лет – возраст ничтожный по масштабам истории науки. Дарвин, по-видимому, прекрасно понимая это, высказал предположение, что с дальнейшим развитием палеонтологии количество известных переходных форм значительно возрастёт. Это предсказание Дарвина блестяще подтвердилось в последующие полтора века (такие оправдавшиеся предсказания всегда рассматриваются в науке как доказательства истинности соответствующей теории). Между большинством крупных таксонов сейчас известны целые «облака» переходных форм; палеонтологи буквально не знают, куда от них деваться, и реальная проблема заключается не в том, чтобы найти такие формы, а в том, чтобы найти в этих «облаках» траектории, по которым действительно прошла эволюция при переходе от одного таксона к другому.
И к каким только фактологическим и логическим передержкам не прибегает Вертьянов, чтобы «опровергнуть» этот очевидный эмпирический факт! Здесь так же, как в § 48, чуть ли не каждая фраза может считаться ошибочной, и я ограничусь лишь немногими примерами.
Не подтверждена палеонтологическими фактами и гипотеза о происхождении млекопитающих от пресмыкающихся. Современной науке прямые предки млекопитающих животных неизвестны, появление первого млекопитающего остаётся загадкой для учёных (стр. 232).
Зверозубый ящер, предлагаемый в качестве переходного звена от пресмыкающихся к млекопитающим, — пресмыкающееся, у него лишь pазного pазмеpа и назначения зубы, подобно тому как это бывает у млекопитающих (стр. 235).
На самом деле териодонты («зверозубые») – это большая и весьма разнообразная группа рептилий, так что упоминание «зверозубого ящера» в единственном числе есть свидетельство глубокого невежества Ветьянова. Помимо дифференциации зубной системы разных териодонтов роднит с млекопитающими наличие шерсти и вибрисс («усов» на верхней челюсти), верхние обонятельные раковины, расширенные большие полушария головного мозга и много других признаков. В классической работе академика Л. П. Татаринова (1976) детально прослежен процесс эволюции от ранних териодонтов к млекопитающим, причём показано, что он так же проходил через «облако» переходных форм.
Археоптерикс обладал практически всеми признаками птицы (стр. 234).
Тремя строчками ниже сам же Вертьянов вынужден признать, что археоптерикс «имел необычные для современных птиц зубы и хвост с позвонками». Этим утверждением, очевидно, перечеркиваются все предшествующие рассуждения Вертьянова об археоптериксе как о «настоящей» птице, которая не может рассматриваться в качестве переходной формы между птицами и пресмыкающимися.
Подобным образом ошибками изобилуют разделы «Радиоизотопные методы датирования» и «Возраст планеты» параграфа 48 («Геохронологическая шкала»), а также глáвы 12 («Возникновение жизни на Земле») и 13 («Происхождение человека»). Здесь нет возможности разбирать все эти ошибки, да и необходимости такой тоже нет. Сказанного выше, видимо, вполне достаточно для того, чтобы сделать главный вывод: книга Вертьянова не может и не должна использоваться в качестве учебника по биологии для 10 – 11 классов общеобразовательных учреждений. К ней вполне приложимы слова, сказанные палеонтологом и педагогом К. Ю. Еськовым (2000) по поводу другого «учебника креационной науки», написанного священником Тимофеем (1998): «Применять с осторожностью, беречь от детей!».
«А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и бросили его в море» (Мк. IX, 42). Эти слова Спасителя предупреждают нас о колоссальной ответственности, лежащей на создателях школьных учебников. И относятся они не только к Вертьянову, но и ко всем тем, кто так или иначе способствовал изданию и популяризации его книги, – редакторам, корректорам и другим сотрудникам издательства, а также к рецензентам, чьи положительные отзывы приведены на обложке «учебника» (конечно, если таковые рецензенты существуют в действительности, а не придуманы его автором). Страх попасть в число таких «соблазнителей» был моим главным движущим мотивом при написании настоящей рецензии.
Вертьянов С. Ю. (под ред. Ю. П. Алтухова). Общая биология. Учебник для 10—11 классов общеобразовательных учреждений. 3-е издание, дополненное. М.: Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2012, 352 c.
Вертьянов С. Происхождение жизни: факты, гипотезы, доказательства. 2-е издание. Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 2003, 128 с.
Гоманьков А. В. Битва в пути (креационизм и естествознание) // Христианство и наука. Сборник докладов конференции. М.: Изд-во РУДН, 2008, с. 113 – 145.
Гоманьков А. В. Как описать историю мира? Теория эволюции, креационизм и христианское вероучение // Журнал Московской Патриархии, 2010, № 9, с. 82 – 89.
Еськов К. Ю. «Применять с осторожностью, беречь от детей!» // Человек, 2000, № 1, с. 176 – 183.
Игнатьев И. А. Иоганн Якоб Шойхцер и его «Herbarium diluvianum» (1709) // Lethaea rossica. Российский палеоботанический журнал, 2009, т. 1, с. 1 – 14.
Игнатьев И. А. Ископаемые растения и «теория Потопа» // Lethaea rossica. Российский палеоботанический журнал, 2012, т. 7. с. 35 – 58.
Леонов Г. П. Основы стратиграфии. Т. 1. М.: Изд-во МГУ, 1973, 530 с.
Мейен С. В. Введение в теорию стратиграфии. М.: Наука, 1989, 215 с.
Священник Тимофей. Православное мировоззрение и современное естествознание. Уроки креационной науки в старших классах средней школы. М.: Паломник, 1998, 207 с.
Татаринов Л. П. Морфологическая эволюция териодонтов и общие вопросы филогенетики. М.: Наука, 1976, 258 с.
Шрок Р. Последовательность в свитах слоистых пород (перев. с англ.). М.: Изд-во иностранной литературы, 1950, 564 с.
Уильямсон У. К. Воспоминания йоркширского натуралиста (Продолжение( (перев. с англ.) //Lethaea rossica. Российский палеоботанический журнал, 2020, т. 21, с. 134 - 142.
[1] Здесь и далее прямые цитаты из учебника Вертьянова выделены курсивом; комментарии, относящиеся непосредственно к данной цитате, приводятся сразу после указания страницы, с которой взята цитата, и выделены подчёркиванием; полужирным шрифтом выделены смысловые акценты (как мои, так и Вертьянова).
О книге С. Ю. Вертьянова «Общая биология»
Редактор настоящего сборника Г. Л. Муравник попросила меня ознакомиться с новым (3-им) дополненным изданием учебника по общей биологии для 10 – 11 классов средней школы, написанным С. Ю. Вертьяновым (2012), и высказать о нём своё мнение. Не чувствуя себя компетентным специалистом в таких областях биологии как цитология, эмбриология, генетика и экология, я счёл для себя возможным внимательно изучить и прокомментировать лишь тот раздел учебника, который имеет прямое отношение к моей непосредственной профессиональной деятельности, а именно раздел IV «Происхождение жизни» (сам я в 1975 году окончил кафедру палеонтологии геологического факультета МГУ и после этого занимаюсь палеоботаникой – до 2003 г. работал в лаборатории палеофлористики Геологического института РАН в Москве, а с тех пор и по настоящее время работаю в лаборатории палеоботаники Ботанического института РАН в Санкт-Петербурге). Прежде мне доводилось читать книгу Вертьянова «Происхождение жизни: факты, гипотезы, доказательства» (Вертьянов, 2003; эта книга рекомендуется автором в качестве дополнительного материала к ряду глав рецензируемого учебника) и даже довольно подробно комментировать её (Гоманьков, 2008; www.diary.ru/~Megatherium/, запись от 6/X-2008; у тех, кто знаком с этой моей работой, я прошу прощения за повторение некоторых её фрагментов в настоящей рецензии). Поэтому в какой-то степени я был готов к «встрече» с тем, что написано в учебнике Вертьянова. Но даже не смотря на это, содержание IV раздела данного учебника повергло меня в ужас.
Школьные учебники пишутся, очевидно, для того, чтобы школьники по ним учились, т. е. изучали и усваивали изложенный в них материал. В силу этого никакие ошибки не могут считаться допустимыми и простительными в школьных учебниках, ибо всякая такая ошибка будет «растиражирована» в головах учеников и приведёт к широкому распространению заведомо ложных сведений об окружающем нас мире. Слава Богу, на учебнике Вертьянова не стоит гриф, что он «допущен» или «рекомендуется» отвечающими за это государственными (и даже церковными) структурами в качестве учебника по биологии для общеобразовательных школ. Тем не менее, и сам автор, и издательство, выпустившее учебник, очевидно, предполагали, что он будет использоваться именно в таком качестве (иначе зачем было бы его издавать?). А между тем он буквально переполнен ошибками – как фактическими, так и логическими. Я попытался выписать все ошибки, замеченные мною в IV разделе, и «исправить» каждую из них, т. е. объяснить, как в данном конкретном случае действительно обстоит дело. В результате получился текст объемом 16 страниц. Воспроизводить его здесь целиком, очевидно, не имеет смысла, поэтому я остановлюсь, в основном, на самых «вопиющих» погрешностях автора.
Тяжёлое впечатление производит первый же параграф раздела IV (§ 38. Многообразие органического мира. Классификация организмов). Выше уже говорилось, что в учебнике недопустимы любые ошибки, однако то обстоятельство, что название одного из царств прокариот перепутано с названием докембрийского акрона (стр. 165), или две орфографические ошибки в одном латинском названии байбака (стр. 168) могут показаться простительными «мелочами» по сравнению с таким, например, утверждением [1]:
В царство растений входят 7 отделов: многоклеточные водоросли, мхи, плауны, хвощи, папоротники, голосеменные и покрытосеменные растения (стр. 167).
На самом деле разные многоклеточные водоросли (красные, бурые, зелёные, харовые) выделяются обычно в разные отделы (а красные часто рассматриваются даже как самостоятельное подцарство). Кроме того, никак не упоминаются проптеридофиты и прогимноспермы, что, впрочем, и понятно: ведь они являются промежуточными формами между разными отделами высших растений, а таких промежуточных форм, согласно Вертьянову, не существует (см. ниже).
Но и это ещё «цветочки» (не только в прямом, но и в переносном смысле), а подлинный «шедевр» ожидает читателя 15 строчками ниже:
Подцарство многоклеточных беспозвоночных включает 6 типов: кишечнополостные; плоские, круглые и кольчатые черви; моллюски и членистоногие (стр. 167).
И запомните, дети, это число – 6! Потому что гипотезу иглокожих придумали в XIX в. атеисты, для того чтобы доказать отсутствие Бога. А святые отцы нигде в своих творениях про иглокожих не упоминают, и следовательно, никаких иглокожих (равно как брахиопод, мшанок и прочих погонофор с археоциатами) в природе нет!
Так же неполно на стр. 167 перечисляются классы членистоногих и рыб…
Впрочем, при дальнейшем чтении учебника выясняется, что и это ещё не предел невежества автора. В аннотации к учебнику говорится, что в нём рассмотрены оба существующих в современной науке варианта происхождения жизни: в процессе эволюции и в результате сотворения. Отсюда можно предположить, что автор придерживается той системы взглядов на историю нашего мира, которая получила название «научного» креационизма (Гоманьков, 2010), ибо на самом деле процесс эволюции нельзя противопоставлять сотворению (см. мою статью «Библия и природа» в настоящем сборнике) и, следовательно, если сотворение рассматривается как отдельный (по сравнению с эволюцией) «вариант происхождения жизни», то такое рассмотрение существует не «в современной науке», а за её пределами. Чтение IV раздела, который носит название «Происхождение жизни» (кстати, о происхождении жизни в собственном смысле речь идёт лишь в одной из глав этого раздела – главе 12 «Возникновение жизни на Земле», а остальной материал относится не столько к происхождению жизни, сколько к её истории после происхождения), вполне подтверждает это первоначальное предположение. Можно сказать, что весь пафос данного раздела (если не всего учебника) направлен на опровержение гипотезы эволюции (стр. 165). Соответственно, основная его ошибочность (как в количественном, так и в качественном отношении) выявляется в тех параграфах, которые непосредственно касаются темы эволюции живых организмов. Однако для раскрытия этих ошибок необходимо хотя бы вкратце остановиться на статусе той концепции, которую Вертьянов называет гипотезой эволюции, в общей системе современного биологического знания.
Прежде всего, как указывал С. В. Мейен (1989, стр. 89; Вертьянов заведомо читал эту книгу и неоднократно её цитирует по другим поводам), «говоря об эволюционном учении, следует ясно различать (1) твёрдо установленный факт эволюции организмов в геологическом прошлом, (2) гипотезы о конкретных путях эволюционного процесса и (3) ещё более гипотетичные представления о факторах и механизмах эволюции». Таким образом, сама по себе эволюция (т. е. постепенное и необратимое изменение органического мира Земли) есть доказанный факт. Из всех многочисленных доказательств этого факта «главным» и наиболее убедительным мне (вероятно, в силу моей профессиональной подготовки и деятельности) представляется то, которое можно назвать «палеонтологическим» и сформулировать следующим образом.
Верхняя часть земной коры (стратисфера) сложена слоистыми осадочными горными породами, образовавшимися большей частью в результате осаждения минеральных частиц на дно тех или иных водоёмов. Как правило, вышележащие слои моложе (образовались позднее), чем те, которые их подстилают (из этого правила бывают исключения, но они сравнительно редки и их всегда можно распознать с помощью специально разработанных методов – см., например, Шрок, 1950). Так вот, во многих местах стратисферы имеются (иногда очень длинные) последовательности слоёв, в которых от слоя к слою наблюдается изменение содержащихся в них остатков живых организмов. Этот факт (точнее, множество фактов), на мой взгляд, однозначно свидетельствует о том, что животный и растительный мир Земли за время её существования не оставался неизменным, а постепенно и необратимо изменялся, т. е. эволюционировал.
Кроме того, представления об эволюции (не только органического мира Земли, но и всей Вселенной в целом) настолько «прочно» вошли в общую научную картину мира, что их отрицание требует пересмотра всей этой картины, т. е., выражаясь языком современной философии науки, построения новой научной парадигмы.
Что же предлагает Вертьянов в качестве такой новой парадигмы? Нельзя сказать, что он игнорирует те «показания» палеонтологической летописи, о которых говорилось выше, но он пытается интерпретировать их как следы одной общепланетарной катастрофы – Всемирного потопа, под которым понимается не просто наводнение, а гораздо более многогранное и великомасштабное геологическое явление, включающее перестройку земной коры с формированием месторождений угля и нефти и изменение планетарного климата, а с ним — всего животного и растительного мира (стр. 194). Такая «парадигма» никак не может считаться «новой». Интерпретация всей стратисферы (или, по крайней мере, большей ее части) как отложений Всемирного потопа господствовала в геологии ещё в XVIII в. (см., например, Игнатьев, 2009, 2012). При этом все организмы, остатки которых встречались в ископаемом состоянии, но которые не известны в настоящее время, считались погибшими во время потопа и назывались «допотопными». Однако в дальнейшем в результате изучения стратисферы была выявлена её «стратифицированность», т. е. расчленённость на слои, каждый из которых содержал свой уникальный комплекс ископаемых организмов (см., например, Уильямсон, 2020). Этот феномен никак не укладывался в «потопную теорию», и для его объяснения учёным пришлось допустить, что в прошлом произошёл не один Всемирный потоп, а несколько и после каждого из них (кроме последнего) Бог создавал органический мир Земли заново. «Отец палеонтологии» Ж. Кювье (1769 – 1832) допускал 3 таких акта творения, но уже его ближайший последователь А. д’Орбиньи (1802 – 1857) был вынужден признавать 27 таких актов, а Л. Агассиц (1807 – 1873) – 80. Кроме того, стало выясняться, что наблюдаемые этапы не абсолютно обособлены друг от друга, а демонстрируют некоторую преемственность в составе органических остатков. Всё это привело «потопную теорию» (называемую также теорией катастроф или катастрофизмом) к окончательному крушению. Стало понятно, что история Земли состоит из многочисленных относительно «спокойных» периодов, разделённых относительно же резкими перестройками, различными по своей значимости и пространственному распространению, да к тому же происходящими не одновременно в разных частях земного шара. Эти общие представления по сей день господствуют в исторической геологии, а «новая парадигма» Вертьянова пытается вернуть школьников к представлениям XVIII в., которые были опровергнуты логикой развития самой же науки. Соответственно, при изложении Вертьяновым его «парадигмы» (и отрицании обычной, эволюционной) бросается в глаза огромное количество грубейших погрешностей против данных современной палеонтологии и стратиграфии. В § 48 («Геохронологическая шкала») ошибочной является чуть ли не каждая фраза, поэтому по крайней мере начало этого параграфа придётся процитировать и прокомментировать почти целиком.
Изучение земной коры показало, что более сложные формы чаще всего действительно находят в верхних слоях. Но эта закономерность не столь очевидная; достаточно часто в слоях находят окаменелости выше и ниже «своей эры», в одном слое может встречаться флора и фауна разных периодов (стр. 221).
На самом деле закономерность-то как раз очевидна. Неочевидны исключения из нее. Во-первых, они встречаются не «достаточно часто», а очень редко, что и позволяет рассматривать их как исключения, которые отнюдь не отменяют общего правила. А во-вторых, они фактически всегда объяснимы в рамках существующей парадигмы: окаменелости, которые находят выше или ниже «своей эры» свидетельствуют лишь о том, что прежде у нас были неверные представления о «своей эре» данной окаменелости, а вовсе не о том, что такой «своей эры» вообще не существует; разновозрастные остатки, встреченные в одном слое, суть результат переотложения, следы которого всегда удаётся обнаружить в характере залегания соответствующих остатков и форме их сохранности.
Дело осложняется тем, что полные разрезы крайне редки. Хорошо, если обнаруживается 4—5 периодов, как в Большом Каньоне (р. Колорадо), а таких случаев, чтобы разрез содержал все 12 периодов, вообще нет (стр. 221).
В хорошо всем известном Подмосковье разрез содержит отложения 6 периодов, в Ярославской области – 9, а все 12 периодов фанерозоя присутствуют, например, в Прикаспийской впадине. Другое дело, что бóльшая часть этих отложений не обнажена на поверхности, а известна благодаря пробуренным скважинам, но этот факт легко объясняется тем, что отложения каждого периода обладают очень большой мощностью. Поэтому для того, чтобы в одном обнажении можно было увидеть отложения нескольких периодов, нужно, чтобы это обнажение имело огромные размеры, т. е. чтобы земная кора была природными водными потоками размыта на очень большую глубину. Большой Каньон уникален не по количеству представленных в нём периодов, а по глубине размыва, так что в нём можно видеть 5 периодов в естественном обнажении.
Далеко не во всех пластах удаётся обнаружить окаменелости, чтобы приурочить пласт к конкретному периоду; часто старшинство слоёв определяется очерёдностью их залегания — стратиграфически (<лат. stratum слой )(стр. 221).
Старшинство слоёв определяется очерёдностью их залегания всегда. С помощью окаменелостей (а также других стратиграфических методов) осуществляется датировка слоёв, т. е. привязка их к некоей абстрактной шкале, которая строится путём корреляции разных разрезов друг с другом. Обязательное условие такой датировки – чтобы она не противоречила «очерёдности залегания» слоёв в данном конкретном разрезе.
Так, породы девонской системы впервые были выделены в графстве Девоншир (учителем Дарвина Сэджвиком, 1839 г.), а пермской — в Пермской губернии (Мурчисоном, 1841 г.). Возрастное соотношение между этими породами учёные определили по останкам. В девонширских отложениях широко распространены рыбы, а в пермских — пресмыкающиеся. Согласно эволюционным представлениям, пермские отложения моложе, поэтому должны располагаться на шкале выше девонских. Эволюционная гипотеза выделяет на развитие рыб в пресмыкающихся 100—120 млн. лет, и это значение берётся за разницу в возрасте пермских и девонских отложений. Так геохронологическая шкала оказалась привязанной к миллиардам лет гипотетической эволюции (стр. 222).
Пермская система по времени своего установления была последней из всех систем фанерозоя, так что с её выделением построение международной стратиграфической шкалы фанерозоя было фактически завершено, по крайней мере, на уровне систем (если не считать выделения ордовикской системы из состава силурийской, произведённого уже в середине XX в.). Таким образом, эта шкала была полностью построена почти за 20 лет до появления книги Ч. Дарвина «Происхождение видов» (первое издание которой увидело свет в 1859 г.), т. е. в те времена, когда идеи о биологической эволюции не были широко распространены в среде естествоиспытателей. Скорее всего, эти идеи не разделялись создателями шкалы и Р. И. Мурчисоном в том числе (интересно, кстати, заметить, что «учитель Дарвина» А. Сэджвик был англиканским священником и до конца своих дней не принимал и яростно критиковал дарвинизм). К тому же Мурчисон ничего не знал о присутствии остатков пресмыкающихся в выделенной им пермской системе (широкую известность эти остатки получили лишь после раскопок В. П. Амалицкого, начатых в 1898 г.). Отсюда можно понять, что возрастное соотношение между девонскими и пермскими отложениями было установлено не «по останкам», а по залеганию этих отложений друг на друге. Мурчисон «поместил» свою пермскую систему над девонской потому, что видел, как она налегает на отложения каменноугольной системы, про которую было известно, что в Западной Европе (в том числе и в Англии) она, в свою очередь, налегает на девонскую систему (Леонов, 1973). Потом, когда на территории бывшей Пермской губернии стали бурить скважины, это положение пермской системы, установленное Мурчисоном, получило подтверждение: на большой глубине под пермскими отложениями были вскрыты отложения, весьма сходные (по органическим остаткам, но опять же, не по рыбам, а по другим группам – главным образом, по спорам высших растений) с девоном графства Девоншир. Абсолютный же возраст (в годах) всех этих отложений как при Мурчисоне, так и долгое время после него был никому не известен. Его начали определять лишь в XX в. после открытия радиоактивности. И только тогда выяснилось, что «хронологическое расстояние» между девоном и пермью составляет около 60 (а вовсе не 100 – 120!) млн. лет. К происхождению же пресмыкающихся эти датировки вообще никакого отношения не имеют, т. к. первые пресмыкающиеся появляются не в пермском периоде, а в начале каменноугольного. Таким образом, на происхождение пресмыкающихся от рыб ушло, опять же, не 100 – 120, а всего лишь около 30 млн. лет и цифра эта получена совсем не из того, что столько лет «выделяет» на происхождение пресмыкающихся «эволюционная гипотеза», а из независимого от эволюции организмов метода – абсолютной датировки, основанной на радиоактивном распаде элементов.
Приведём для наглядности упрощенный пример. Предположим, после сильных дождей с гор сошёл сель, и морской залив оказался погребённым вместе с его обитателями. Через неведомое количество времени на этом месте вырос лес, и в нём поселились звери. Очередная катастрофа погребла и их. Указывают ли два таких пласта на эволюционное развитие жизни в течение миллионов лет? Конечно, нет (стр. 223).
Этот «упрощенный пример» представляет собой очевидную логическую подтасовку: автор задаёт вопрос и сам же даёт на него неверный ответ в надежде, что читатель не возьмёт на себя труд самостоятельно подумать над вопросом, а удовлетворится готовым ответом, который подсовывает ему автор. Правильный ответ на поставленный вопрос зависит от того, какова продолжительность того «неведомого количества времени», которое разделяет образование нижнего и верхнего слоёв. Если, например, морской залив существовал до появления млекопитающих, то в отложениях селя, которые погребли всех его обитателей, не могут встречаться морские млекопитающие (дельфины, тюлени и пр.), подобные зверям (т. е. млекопитающим), населявшим лес. Этот факт (отсутствие млекопитающих в нижем слое и присутствие их в верхнем) определённо указывает на эволюционное развитие жизни в течение тех миллионов лет, которые отделяют нижний слой от верхнего. Кроме того, в морской залив с берега вполне могли заноситься споры и пыльца высших растений. В этом случае на эволюционное развитие растительности будут так же определённо указывать различия в составе спорово-пыльцевых спектров, выделенных из рассматриваемых слоёв.
Учёные-креационисты со времён Кювье рассуждают следующим образом. Если на современной Земле живые организмы покрыть осадками, что мы увидим в недрах? Моллюски, кишечнополостные, рачки окажутся внизу, поскольку живут на дне морей. Выше расположатся рыбы, затем земноводные и пресмыкающиеся: они живут в прибрежных экологических зонах. В самых верхних слоях окажутся млекопитающие и птицы (стр. 223).
Ещё одна логическая подтасовка. Если на современной Земле все живые организмы одновременно покрыть осадками, то в нижнем слое вместе окажутся все организмы, живущие на твёрдом субстрате: донные моллюски, кишечнополостные, ракообразные, земноводные, пресмыкающиеся и млекопитающие, в более высоких слоях никаких организмов не окажется вообще, а рыбы вместе с другими организмами, живущими в толще воды, и птицы, летающие в воздухе, не попадут ни в какие слои. Очевидно, что ничего общего с последовательностью органических остатков, которую демонстрирует палеонтологическая летопись, эта гипотетическая последовательность слоёв иметь не будет. Если же разные области земной поверхности с разными экологическими условиями будут покрываться осадками в разное время, то, очевидно, последовательность захоронённых организмов будет отражать эту временнýю последовательность образования слоев. «Потопная модель» формирования стратисферы предполагает, что в силу постоянного подъёма уровня мирового океана осадконакопление постепенно смещалось из первоначальных областей морского мелководья сначала в прибрежные низменности, а затем в области, всё более возвышенные над уровнем моря. При этом нигде не может наблюдаться последовательность из более чем двух слоёв с разнохарактерной фауной и слои с морской фауной никогда не могут залегать выше, чем слои с фауной сухопутной. Но оба эти требования сплошь и рядом нарушаются в реально наблюдаемых разрезах, чем доказывается неадекватность «потопной модели». На севере Костромской области, например, можно наблюдать, как по мере углубления в стратисферу морские отложения юрского периода сменяются континентальными отложениями триаса и татарского яруса верхней перми, затем идут снова морские отложения казанского яруса, затем – континентальные уфимского и наконец – опять морские нижней перми и карбона. Кювье и его последователи здесь «притянуты за уши», поскольку они (в отличие от Вертьянова) более или менее адекватно представляли себе, как выглядит палеонтологическая летопись, и объясняли её множеством катастроф, после каждой из которых органический мир Земли возникал заново в другом виде (т. е. был представлен другими организмами, хотя и обитавшими в тех же экологических обстановках).
Целых два параграфа (§§ 49 и 50) IV раздела посвящены изложению и «обоснованию» известного креационистского мифа об отсутствии переходных форм между таксонами живых организмов. На самом деле проблема переходных форм была поставлена ещё Дарвином: ей посвящена специальная глава «Происхождения видов» (10-я в 6-ом Лондонском издании). Чёткость разграничения современных таксонов, согласно Дарвину, обусловлена вымиранием форм, которые когда-то связывали эти таксоны друг с другом в силу их общего происхождения. Отсюда следует, что переходные формы должны в изобилии встречаться в ископаемом состоянии. Обсуждая вопрос о том, почему этого не происходит, Дарвин в качестве одной из причин указывал на сравнительную «молодость» палеонтологии как науки. Действительно, датой рождения научной палеонтологии считают обычно 1812 год, когда был опубликован труд Кювье «Исследование ископаемых костей четвероногих», т. е. к моменту 6-го издания «Происхождения видов» (1872 г.) палеонтологии было всего лишь 60 лет – возраст ничтожный по масштабам истории науки. Дарвин, по-видимому, прекрасно понимая это, высказал предположение, что с дальнейшим развитием палеонтологии количество известных переходных форм значительно возрастёт. Это предсказание Дарвина блестяще подтвердилось в последующие полтора века (такие оправдавшиеся предсказания всегда рассматриваются в науке как доказательства истинности соответствующей теории). Между большинством крупных таксонов сейчас известны целые «облака» переходных форм; палеонтологи буквально не знают, куда от них деваться, и реальная проблема заключается не в том, чтобы найти такие формы, а в том, чтобы найти в этих «облаках» траектории, по которым действительно прошла эволюция при переходе от одного таксона к другому.
И к каким только фактологическим и логическим передержкам не прибегает Вертьянов, чтобы «опровергнуть» этот очевидный эмпирический факт! Здесь так же, как в § 48, чуть ли не каждая фраза может считаться ошибочной, и я ограничусь лишь немногими примерами.
Не подтверждена палеонтологическими фактами и гипотеза о происхождении млекопитающих от пресмыкающихся. Современной науке прямые предки млекопитающих животных неизвестны, появление первого млекопитающего остаётся загадкой для учёных (стр. 232).
Зверозубый ящер, предлагаемый в качестве переходного звена от пресмыкающихся к млекопитающим, — пресмыкающееся, у него лишь pазного pазмеpа и назначения зубы, подобно тому как это бывает у млекопитающих (стр. 235).
На самом деле териодонты («зверозубые») – это большая и весьма разнообразная группа рептилий, так что упоминание «зверозубого ящера» в единственном числе есть свидетельство глубокого невежества Ветьянова. Помимо дифференциации зубной системы разных териодонтов роднит с млекопитающими наличие шерсти и вибрисс («усов» на верхней челюсти), верхние обонятельные раковины, расширенные большие полушария головного мозга и много других признаков. В классической работе академика Л. П. Татаринова (1976) детально прослежен процесс эволюции от ранних териодонтов к млекопитающим, причём показано, что он так же проходил через «облако» переходных форм.
Археоптерикс обладал практически всеми признаками птицы (стр. 234).
Тремя строчками ниже сам же Вертьянов вынужден признать, что археоптерикс «имел необычные для современных птиц зубы и хвост с позвонками». Этим утверждением, очевидно, перечеркиваются все предшествующие рассуждения Вертьянова об археоптериксе как о «настоящей» птице, которая не может рассматриваться в качестве переходной формы между птицами и пресмыкающимися.
Подобным образом ошибками изобилуют разделы «Радиоизотопные методы датирования» и «Возраст планеты» параграфа 48 («Геохронологическая шкала»), а также глáвы 12 («Возникновение жизни на Земле») и 13 («Происхождение человека»). Здесь нет возможности разбирать все эти ошибки, да и необходимости такой тоже нет. Сказанного выше, видимо, вполне достаточно для того, чтобы сделать главный вывод: книга Вертьянова не может и не должна использоваться в качестве учебника по биологии для 10 – 11 классов общеобразовательных учреждений. К ней вполне приложимы слова, сказанные палеонтологом и педагогом К. Ю. Еськовым (2000) по поводу другого «учебника креационной науки», написанного священником Тимофеем (1998): «Применять с осторожностью, беречь от детей!».
«А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и бросили его в море» (Мк. IX, 42). Эти слова Спасителя предупреждают нас о колоссальной ответственности, лежащей на создателях школьных учебников. И относятся они не только к Вертьянову, но и ко всем тем, кто так или иначе способствовал изданию и популяризации его книги, – редакторам, корректорам и другим сотрудникам издательства, а также к рецензентам, чьи положительные отзывы приведены на обложке «учебника» (конечно, если таковые рецензенты существуют в действительности, а не придуманы его автором). Страх попасть в число таких «соблазнителей» был моим главным движущим мотивом при написании настоящей рецензии.
Литература
Вертьянов С. Ю. (под ред. Ю. П. Алтухова). Общая биология. Учебник для 10—11 классов общеобразовательных учреждений. 3-е издание, дополненное. М.: Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2012, 352 c.
Вертьянов С. Происхождение жизни: факты, гипотезы, доказательства. 2-е издание. Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 2003, 128 с.
Гоманьков А. В. Битва в пути (креационизм и естествознание) // Христианство и наука. Сборник докладов конференции. М.: Изд-во РУДН, 2008, с. 113 – 145.
Гоманьков А. В. Как описать историю мира? Теория эволюции, креационизм и христианское вероучение // Журнал Московской Патриархии, 2010, № 9, с. 82 – 89.
Еськов К. Ю. «Применять с осторожностью, беречь от детей!» // Человек, 2000, № 1, с. 176 – 183.
Игнатьев И. А. Иоганн Якоб Шойхцер и его «Herbarium diluvianum» (1709) // Lethaea rossica. Российский палеоботанический журнал, 2009, т. 1, с. 1 – 14.
Игнатьев И. А. Ископаемые растения и «теория Потопа» // Lethaea rossica. Российский палеоботанический журнал, 2012, т. 7. с. 35 – 58.
Леонов Г. П. Основы стратиграфии. Т. 1. М.: Изд-во МГУ, 1973, 530 с.
Мейен С. В. Введение в теорию стратиграфии. М.: Наука, 1989, 215 с.
Священник Тимофей. Православное мировоззрение и современное естествознание. Уроки креационной науки в старших классах средней школы. М.: Паломник, 1998, 207 с.
Татаринов Л. П. Морфологическая эволюция териодонтов и общие вопросы филогенетики. М.: Наука, 1976, 258 с.
Шрок Р. Последовательность в свитах слоистых пород (перев. с англ.). М.: Изд-во иностранной литературы, 1950, 564 с.
Уильямсон У. К. Воспоминания йоркширского натуралиста (Продолжение( (перев. с англ.) //Lethaea rossica. Российский палеоботанический журнал, 2020, т. 21, с. 134 - 142.
Примечания
[1] Здесь и далее прямые цитаты из учебника Вертьянова выделены курсивом; комментарии, относящиеся непосредственно к данной цитате, приводятся сразу после указания страницы, с которой взята цитата, и выделены подчёркиванием; полужирным шрифтом выделены смысловые акценты (как мои, так и Вертьянова).