Обозначенную в заголовке проблему можно выразить в виде сопоставления двух положений или двух утверждений, которые, с одной стороны, оба мне представляются, если не истинными, то, во всяком случае, похожими на истину, а с другой стороны, противоречащими друг другу.

Одно из этих положений в несколько упрощенной форме состоит в том, что история не знает сослагательного наклонения. А если его формулировать более аккуратно, то можно сказать, что употребление контрфактуалов, когда речь идёт об исторических событиях, представляется крайне нежелательным. Контрфактуал – это высказывание, которое имеет структуру типа «если..., то...», и при этом его предпосылка, т. е. часть, заключённая между словами «если» и «то», представляет собой заведомо ложное утверждение. Когда контрфактуал относится к событиям, происходившим в прошлом, то в него обычно вставляется частица «бы», придающая всему высказыванию характер сослагательного наклонения, но особой роли в логическом статусе таких высказываний эта частица не играет. Примером контрфактуала может служить фраза: «Если бы я вышел на 5 минут раньше, я бы не опоздал». Я, очевидно, вышел в то время, в которое я вышел, а не на пять минут раньше. Поэтому предпосылка «если бы я вышел на 5 минут раньше» очевидным образом является ложной.

Почему, собственно, такие утверждения нежелательны? В логике утверждения, содержащие конструкцию «если..., то...», называются импликациями. Импликация в логике трактуется как пропозициональная связка, которая определяется через соответствующую таблицу истинности, показывающую, какие истинностные значения принимает всё высказывание в целом в зависимости от значений атомарных высказываний, связанных этой самой импликацией (Клини, 1973). При этом, если предпосылка высказывания ложна и заключение ложно, то всё высказывание в целом истинно. А если предпосылка ложна, и заключение истинно, то всё высказывание в целом тоже истинно. Таким образом, при ложной предпосылке рассматриваемое утверждение оказывается истинным независимо от того, чтό из этой ложной предпосылки выводится. Утверждение «Если бы я вышел на 5 минут раньше, то я бы не опоздал», оказывается столь же истинным, как и утверждение «Если бы я вышел на 5 минут раньше, я бы опоздал всё равно». Поэтому такого рода утверждения представляются как бы не истинными и не ложными, а просто бессмысленными. Не понятно, зачем их вообще произносить, если они столь же истинны, как и их отрицания. В силу этого употребление такого рода утверждений представляется совершенно не желательным при описании каких-то исторических событий. Если бы какое-либо реально произошедшее историческое событие не произошло, то из этого можно вывести всё, что угодно. В кратком и афористичном выражении всё это обычно итожится в виде тезиса о том, что история не имеет сослагательного наклонения.

Но этому тезису можно противопоставить другой – тезис о том, что в истории существуют и действуют некие причины. Если мы говорим, что событие A является причиной события B, то это утверждение можно переформулировать в виде контрфактуала: «Если бы не произошло события A, то не произошло бы и события B». Таким образом, отказываясь от употребления котрфактуалов, мы должны отказаться и от рассмотрения каких бы то ни было причин в истории, потому что всякое высказывание о причинных связях исторических событий эквивалентно некоторому контрфактуалу. А отказываться от рассмотрения каких бы то ни было исторических причин на самом деле тоже как-то не хочется, и историки очень любят рассуждать о причинах тех или иных исторических событий. Например, кода я учился в школе, то в билетах к выпускному экзамену по истории был такой вопрос: причины победы Советского Союза в Великой Отечественной войне. Этот пример, как легко понять, далеко не единственный в исторической науке.

Конечно, существует и такое направление в истории как альтернативная история, которое только тем и занимается, что рассуждает на тему о том, что было бы, если бы... Но мне такие рассуждения глубоко несимпатичны, и я не склонен их рассматривать в качестве части истории как науки. А с другой стороны, отказ от рассмотрения каких бы то ни было исторических причин тоже кажется мне нежелательным. И если мы откажемся от рассмотрения исторических причин, то возникает вопрос о том, а чем, собственно, исторические причины отличаются от неисторических. Ведь, вообще говоря, всякое утверждение о какой бы то ни было причинной связи апеллирует к событиям, бывшим в прошлом (Ивин, 2008), и поэтому любое такое утверждение может рассматриваться как утверждение историческое. Так что если мы не хотим говорить об исторических причинах, то тогда надо отказываться и от рассмотрения каких бы то ни было причин вообще, т. е. считать, что мир полностью индетерминистичен, а такое мировоззрение, хотя оно, наверное, и существует, но мне оно тоже как-то не симпатично.

Разрешение описанного противоречия мне видится в различении таких понятий как историческая причина и физическая причина. В основе такого различения лежат представления о том, что всякое историческое событие, во-первых, уникально, а во-вторых, в некотором смысле бесконечно «глубоко», т. е. его можно представить себе как характеризующееся бесконечным числом признаков. Рассмотрим, например, такое высказывание об исторической причинности: «Убийство Распутина послужило причиной победы Февральской революции в России». В этом утверждении слово «Распутин» представляет собой собственное имя и обозначает некоего конкретного человека, уникального и, следовательно, отличного от любого другого человека. Эта уникальность связана с тем, что любой человек может быть охарактеризован бесконечным количеством признаков. Поэтому, какого бы другого человека мы ни взяли, всегда найдётся такой признак, по которому этот другой человек от Распутина отличается. И поскольку Распутин входит в описание данного исторического события (убийства Распутина), то, стало быть, само это событие тоже уникально и может быть охарактеризовано бесконечным количеством признаков.

Но, несмотря на эту уникальность, можно говорить если не о тождестве событий, то, по крайней мере, о каком-то их сходстве: полностью тождественных событий не бывает, а сходство по тем или другим признакам может быть. Два разных события могут быть охарактеризованы каким-нибудь, скажем, одним или двумя общими признаками; они сходны по этим самым признакам. В силу этого можно говорить не о причинной связи между событиями, а о причинной связи между признаками событий. Если всякий раз, когда мы наблюдаем, например, некий признак P, мы видим, что за событием, которое характеризовалось этим признаком, следует другое событие, которое характеризовалось каким-нибудь другим признаком R, то из этого можно сделать вывод, что не то что одно событие является следствием другого, а то, что признак R является следствием признака P. И такое суждение можно вынести на основании большого числа наблюдений, поскольку хотя большого числа одинаковых исторических событий не бывает (всякое событие уникально), но большое количество признаков этих событий возможно, потому что разные события могут иметь один и тот же признак. Таким образом, мы можем определить понятие причинности через рассуждения подобного рода. Насколько я понимаю, такие рассуждения называются индуктивной логикой и обобщаются в виде канонов Милля – канона сходства и канона различия (Магинскас, 1963).

То же самое, наверное, можно сказать, если определять причину с помощью дедуктивной, а не индуктивной логики – через импликацию. Импликация, как уже говорилось, – это логическая пропозициональная связка, она связывает два высказывания, а два высказывания всегда конечны. Сформулируем это более аккуратно. Можно говорить, что событие A является причиной события B, если из описания события A логически следует описание события B, т. е. описание события A и описание события B связаны друг с другом импликацией. Но здесь опять же можно заметить, что каждое из этих описаний представляет собой конечный текст. Ни одно из них не является полным описанием соответствующего события, а является просто перечислением какого-то конечного набора признаков того и другого. Так что на самом деле в данном случае импликация связывает друг с другом не два события (их полное описание невозможно в виде конечного текста), она связывает некие признаки одного события с некими признаками другого события. Поэтому когда мы говорим о такого рода причинности, то мы имеем в виду не причинно-следственную связь событий, а причинно-следственную связь признаков этих событий.

Вот и получается, что надо различать такие понятия как причинную связь событий (историческую причинность) и причинную связь признаков, которую можно назвать физической причинностью. Историческая причинность невозможна в силу того, что всякое событие уникально, а физическая причинность возможна, потому что признаки могут быть тождественны друг другу. Таким образом, я утверждаю, что нельзя говорить о причинной связи между историческими событиями, но это не значит, что весь мир индетерминистичен: в нём существует физическая причинность, которая может связывать друг с другом не конкретные события, а некие признаки.

Настоящая запись представляет собой отредактированный текст моего выступления на заседании семинара по предельным вопросам, проходившем в Музее-институте семьи Рерихов 28 ноября 2017 г. (руководитель семинара С. В. Чебанов). Видеозапись заседания семинара можно найти по адресу kinobeer.ru/%D0%BE%D0%BD%D0%BB%D0%B0%D0%B9%D0%B...


Литература

Ивин А. А. Проблема понимания природы и понятие детерминизма // Эпистемология и философия науки, 2008, т. XV, № 1, стр. 14–32.

Клини С. К. Математическая логика (пер. с англ.). М.: Мир, 1973, 480 стр.

Магинскас Ю. А. Об одном подходе к анализу причинности // Проблемы логики. М.: изд-во Академии Наук СССР, 1963, стр. 144 – 150.